Семидесятые.

Практика на заводе художественных красок.

Небольшие комнатки. В них перетирали краски вручную. Техника безопасности – каменный век.

Желтая комната. Желтая женщина с желтыми глазами и зубами. Она терла охру.

Синяя женщина. Синие глаза, такие же зубы. Ее звали Кобальт.

Красная женщина. Естественно, с красными волосами, глазами, зубами. Плакала красными слезами. Она терла кадмий…

Цвета на картинах я долго воспринимал, как результат выдавливания на холст из тюбиков тех разноцветных женщин.

Еще семидесятые.

Варшава. Первый раз в жизни оказался за границей. Был мир черно-белым, стал цветным!

Нас трое. Я, Михаил Мишин, Витя Биллевич. Адрес пригласившей нас стороны, никогда не забуду: Климчака, 42».

Мишин, через пять минут в любой стране говоривший на понятном им языке, договорился с водителем.

 Польский «фиат». Для нас - иномарка.

 Шофер включил музыку. Угостил «Мальборо». Подарил брелок с голой девушкой. Сказка!

 От возбуждения я стал понимать польский язык,

Через два часа быстрой езды, водитель переспросил адрес.

 - Ах «Климчака»!

 Хлопнул себя по лбу и поехал в обратную сторону.

 Рыскали еще час.

 Водитель убрал в карман сигареты «Мальборо». Попросил вернуть брелок. Выключил музыку.

 Стемнело. Затормозив, водитель сказал по-русски «Паны выходят к чертовой матери. Денег не надо!»

 Мишин ответил по-польски: «Пока не довезешь до Климчака, мы не выйдем!»

 По спине водителя забегали искорки. От багрового затылка можно было прикуривать.

 Полночь. Луна целиком. Съезжаем в овраг. Водитель выхватывает газовый пистолет: «Нет в Польше улицы Климчака! Выходите, москали, или стреляю!»

 Остаемся с вещами в ночи за границей.

 Горят окошки единственного на весь овраг дома.

 На доме табличка «ул. Климчака, 42».

 Семидесятые.

Служил в ДК Ленсовета завклубом Молодежи Петроградский стороны.

Вечер, посвященный Дню Победы в большом зале.

Режиссер поручил забрать в мастерской факел, зажечь и дать в руку женщине-матери. По сценарию она с факелом идет через зал. Все встают в едином порыве. Женщина-мать на сцене зажигает от факела вечный огонь памяти. Ансамбль поет. Зал подхватывает. Апофеоз, чтоб не сказать большего.

Идет вечер. Я с женщиной-матерью в фойе. Красивая полная достоинства старуха в черном до полу платье. Дают отмашку. Я поджигаю и отдаю факел. Бабушка идет по проходу. Зал встает. Все по сценарию.

Откуда-то запах. Подношу ладонь к носу, - бензин!!! Факел течет! Вспыхнет старуха!

Бывают ситуации, когда в долю секунды надо на что-то решиться.

Или не решиться. Если бы я рванул за старушкой, повалил, бедную, на пол, у нее мог случиться разрыв сердца. Паника в зале. Огонь по рядам. Жертвы.

У меня, к счастью, столбняк. Глазами впился в спину старухи. Торжественная неспешная поступь. Самые длинные минуты в моей жизни.

Наконец женщина-мать поднялась на сцену. Зажгла вечный огонь под овацию зала.

Громче и дольше всех хлопал я.